Пророчество - Страница 40

Дед проснулся лишь через две с лишним стражи, слегка замерзшим, но довольно бодрым и деятельным. Глянув вниз, на участки тропы, видимые с нашего пятачка, он довольно улыбнулся и принялся точить свой меч.

– Они вернутся, сынок. К закату… Там, внизу, келья отшельника… Он – божий человек, но бессилен против пыток… Значит, сообщит им, что другого пути нет! А честь Черной сотни скорее погонит их на смерть, чем на бесчестие… Так что можешь немного прикорнуть: моя очередь сторожить… Как они вернутся, я тебя подниму!

Наставник оказался прав: оставшиеся воины вернулись, когда на небе зажглись первые звезды. Легкая, практически неслышная поступь первого воина не всколыхнула даже неподвижный воздух… И Дед, бдящий у поворота, тоже упустил момент прыжка. Зато на него великолепно среагировали зажатые между камней кверху лезвиями наши засапожные ножи: кошкой приземлившись по эту сторону провала и напоровшись на них, монах от боли и неожиданности взвыл на все ущелье, заставив проснуться меня и дернуться Наставника. В результате вскоре захлебнулась и вторая атака: еще десяток монахов Ордена отправились в пропасть, кто целиком, кто по частям, и оставшиеся, решив дождаться, когда мы решим продолжить путь по тропе, занялись приготовлениями ко сну…

А зря: перед самым рассветом их навестил я. Смахнув привязаным к куску веревки плащом ловушки, установленные ими на своем краю провала, я легонько перепрыгнул на ту сторону и быстренько уполовинил оставшийся отряд. Сонные, вымотанные беготней по горам воины, проснувшиеся от лязга железа, оказывали мне довольно слабое сопротивление, и скоро я с удовлетворением осмотрел очистившуюся от серых балахонов тропу: путь обратно был свободен…

Однако на рассвете Мерион, собравшись в путь, зачем-то повел меня дальше в горы, туда, где чуть правее седловины вставало солнце. На мой вопрос, что мы там потеряли, Наставник ответил коротко:

– Хранителя Врат…

Глава 29

Сказать, что я была счастлива всю эту последнюю неделю? – нет, это было бы неправдой: мне было грустно. От счастья. Каждое утро, открывая глаза на широченной кровати в квартире Олега и его Деда, я первым делом брала в руки часы от Картье, подаренные мне им «просто так», и плакала. Оттого, что ОН не может понимать, как сильно я его люблю; оттого, что мне не с кем поделиться своим свалившимся на голову счастьем; оттого, что единственный родной мне человек – моя родная мать – плевать хотела на родную дочь… Мне не хватало Татьяны – при всей взбалмошности ее характера одного у нее было не отнять: она умела слушать! А мне так хотелось выговориться…

Единственное, что мне помогало, – это вечера, проводимые на пару с Дедом. Марк Иванович был потрясающим человеком: казалось, что он учится каждую минуту своей жизни! Он вдумывался в каждое слово того, что я ему рассказывала, с непередаваемым удовольствием штудировал вместе со мной учебники по физике, химии, электротехнике… Казалось, что его интересовало буквально все – от анекдотов до косметологии! Очень скоро я начала ловить себя на мысли, что он становится для меня ближе, чем все родственники, включая маму, вместе взятые… И это меня немного пугало…

С его подачи я начала по часу в день заниматься собой: сначала ограничивалась растяжкой, потом, втянувшись, добавила разнообразные махи, приседания в плие, упражнения на пресс и спину… Четыре года, прошедшие с тех пор, как мне пришлось бросить гимнастику, не прошли даром: сесть в правый продольный шпагат у меня получилось с большим трудом, а всякие сальто, фляки и тому подобная дребедень получались со скрипом, как у столетней старухи… Но времени у меня было предостаточно, и я себя не жалела. Марк Иванович отнесся к моим тренировкам с не меньшим интересом, чем к прослушиванию своего любимого DVD-плеера: первую неделю он молча сидел в массажном кресле, наблюдая за тем, что я с собой делаю, а потом начал понемногу вмешиваться в процесс…

Собственно, все началось с того, что я решила вспомнить свою соревновательную программу с когда-то любимыми булавами, и, не найдя ничего лучше, чем открутить ножки от кухонной табуретки, слегка покрутила их в руках. Как ни странно, но жалкое подобие того, что когда-то получалось у меня лучше всего, вызвало у Марка Ивановича неподдельный восторг: он встал с кресла, поцокал языком, попросил повторить какой-то замысловатый элемент, а потом вдруг вышел из комнаты и минут на десять пропал. Я тут же отвлеклась, стараясь заставить свои кисти двигаться в прежнем темпе, однако вернувшийся Дед бесцеремонно отобрал у меня деревяшки и попросил повторить то же самое с двумя довольно увесистыми железяками. Как ни странно, но с ними у меня начало получаться: то ли потому, что рукояти железяк были намного удобнее, чем у ножек, что ли потому, что в них чувствовалась какая-то центровка… В общем, Дед остался страшно доволен и попросил разрешения что-то иногда подправлять… Я, не видя в этом ничего страшного, согласилась…

Как оказалось, не зря: еще через неделю ежедневных тренировок я начала чувствовать, что понемногу вхожу в форму. Пусть не в прежнюю, соревновательную, но и не задыхаюсь после десяти минут прыжков… Движения, которые мне показывал Марк Иванович, казались намного проще, чем то, что я делала на тренировках в зале. Но определенное сходство прослеживалось: и там, и там руки должны были работать совершенно независимо друг от друга, зато перемещения корпуса были даже сложнее того, что я умела делать. На все вопросы о смысле подобных перемещений Дед отшучивался. Но мне было интересно, и я старалась… А в субботнее утро, когда я планировала понежиться в постели подольше, я вдруг почувствовала легкое прикосновение к руке. Сначала мне показалось, что я опять в своей квартире и ко мне заявился пьяный похотливый Семеныч, но, открыв глаза, я увидела озабоченное лицо Деда: